Расскажи про иван палыча краткое вопросы
Посвящаю моим внукам — Ане, Саше, Давиду, Якубу, Каролине — и правнуку Тому
С некоторых пор я поняла прелесть старых вещей.
Именно старых, а не старинных.
Вот эту керамическую статуэтку — девушку в калмыцком наряде, сидящую перед расстеленным ковром-пепельницей, купил папа году так в пятидесятом прошлого века, когда вдруг увлекся собиранием фигурок из керамики. И она заняла свое место среди балеринок, лыжниц, клоунов, собачек. А потом увлечение кончилось, часть статуэток раздарили, кое-какие продали, а девушка-калмычка осталась, потому что кто-то отбил у нее голову, а потом приклеил, и она утратила товарную ценность, приобретя ценность семейной реликвии. Она стала словно безмолвным членом семьи, потому что «помнит».
Она поселилась теперь на кухонной полке, молчаливая свидетельница наших семейных событий, со своей грубо приклеенной головой, словно, как и мы все, не обойденная следами времени. Сидит, потупив глаза, как будто смотрит вглубь себя и вспоминает — моих родителей, брата и еще многих, многих, чьи голоса, и шаги, и дыхание я уже никогда не услышу.
А это мамино небольшое квадратное зеркальце в простой деревянной оправе лежало на мамином старинном поставце красного дерева с большим зеркалом, с выпуклыми тумбами по бокам, за дверцами которых прятались ящики и ящички.
Я должна готовить уроки, но вместо этого беру с поставца мамино зеркальце, смотрюсь в него и пытаюсь представить, какой буду через четыре года (мама говорит, что к шестнадцати годам девушки хорошеют).
Уже давно нет мамы, нет и того поставца, а зеркальце живет, только покрылось царапинами и пятнышками. Оно теперь хранится в ящике моего письменного стола. Иногда я беру его в руки, гляжусь в него, и у меня возникает зримое ощущение движения времени. Я иду сквозь него, и каждый год, как волна — накатывает, накрывает с головой и уходит назад, смывая и унося в вечность уже и сверстников моих, и старые дома, и целые улицы, и любимых героев книг, и песни в исполнении Бунчикова и Нечаева. Я пытаюсь удержать хоть что-нибудь, но в руках у меня только старое зеркальце, моя машина времени в мелкой сеточке царапин и пятнышек, и я вижу, что лицо мое тоже в сетке морщин и волосы побелели. И захочешь стряхнуть с себя всё это налипшее, достучаться сквозь броню до самой себя — да где там!
Но иногда, в редкие минуты покоя и одиночества, вдруг включается та дальняя, та странная память, которая, наверно, и есть душа, что живет в каждом из нас до самой нашей смерти, и эта память уводит меня назад всё глубже и глубже, и я вглядываюсь в мутноватую зеркальную ее глубину…
До войны. Запахи детства
Зимний запах мандаринов — предвкушение елки, новогодних подарков, санок, белой кроличьей шубки, вынимаемой к началу зимы из пахнущего нафталином сундука.
Приготовления к елке: Шура, моя няня, ставит стремянку перед высоким — почти до потолка — шкафом в передней и начинает подниматься по ступенькам, а мне страшно — вдруг упадет? Я держусь за железный стержень, стягивающий половинки лестницы. Шура волнуется:
— Уйди, не дай Бог, звездануся оттедова, задавлю!
Она снимает со шкафа большую продолговатую коробку и начинает спускаться. Я тяну руки к коробке, и Шура («Ах ты, моя помощница, что бы я без тебя иделала!») передает мне ее — пыльную, перевязанную крест-накрест розово-серой, тоже пыльной, лентой и удивительно легкую. Эта легкость особенно, празднично волнует, ведь коробка полна, я слышу, как в ней позвякивают игрушки.
Мы несем ее в большую комнату, которая называется «кабинет», ставим на круглый стол, на расстеленные газеты. От пыли щекочет в носу, запах пыли — тоже предвкушение праздника. Шура вытирает влажной тряпкой пыль, развязывает ленту. С коробки снята крышка. О, всплеск узнавания, восторг встречи с прошлогодними игрушками! Они лежат на ватной подстилке — дирижабль с красной звездой на боку, синяя в блестках ватная медведица в фартучке, тонконогий заяц, похожий на козу (а может быть, коза, похожая на зайца?), золоченый наконечник, словно церковный куполок с сильно вытянутой маковкой, тоненькие, наполовину сгоревшие свечки в крохотных прищепках-подсвечниках, слюдяной домик, плоские картонные рыбки, хрупкие разноцветные шарики, игольчатые, с тусклым серебряным блеском елочные нити… Каждая игрушка — крохотный праздник, спящая красавица, которая пробудилась от нашего с Шурой прикосновения.
…Запах московской ранней весны, теплый, удивительно сильный для огромного, насыщенного испарениями города. Синий ломаный многоугольник неба над нашим двором-колодцем, солнечный многоугольник на мокром асфальте, сосульки, свисающие с балконов, истекают сверкающими каплями. В круглом палисаднике посреди двора оседает и чернеет снег, обнажился оттаявший кусочек земли — от него исходит особенно сильный запах весны.
Довоенный двор — государство со своими законами, границами, запретами и разрешениями, климатом и рельефом. Между вторым и третьим подъездами — большая лужа, которая редко высыхает даже летом, только становится мелкой, если долго нет дождя. Мне подходить к луже не разрешается — я тепличный, домашний ребенок, окруженный запретами из всевозможных «ушибёсси», «упадешь», «испачкаисси». Разбить коленку, промочить ноги — целое событие, о котором Шура будет в подробностях рассказывать другим няням.
Но и мне выпадают минуты свободы. Шуре надо куда-то уйти, она оставляет меня во дворе на моего пятнадцатилетнего брата и, уходя, разрешает:
На мне ботинки с новыми галошами, я захожу в лужу и с наслаждением «дрызгаюсь» — топаю ногой, брызги летят во все стороны. Как сладостно это дозволенное озорство! Какой смелой я кажусь самой себе! Брат и его друзья — Вадик, Егор, Жека — начинают перекидываться мячом через лужу. Мяч летает над моей головой, я прыгаю в восторге, в ботинках у меня вода, мяч плюхается в лужу и обдает меня брызгами. Появляется Шура, кричит на мальчишек:
— Чтоб вы провалилися, балбесы, ребёныка мне чуть не убили! — она тащит меня по лестнице домой, на четвертый этаж (лифт еще не скоро построят), я упираюсь: жаль утраченного счастья.
Запахи этажей нашего третьего подъезда. На первом, где живет Наташка Смирнова и где кухонное окно выходит прямо на лестничную площадку, пахнет щами и стиркой. Там, кроме Смирновых, живут добрый артист Добронравов и его жена, злая Марья Ивановна, которая ябедничает на нас нашим родителям, если мы плохо ведем себя во дворе. На втором и на третьем этажах, где живут Мишка Рапопорт и Оська Глазунов, — веет благополучием. Из-за дверей слышатся звуки рояля, лай собачки.
На четвертом этаже живем мы с Наташей Захава. Я в квартире номер двадцать шесть, а Наташа — напротив, на этой же площадке, в квартире двадцать семь. Мы с ней родились в один год, с разницей в один месяц, и даже в одном родильном доме — имени Грауэрмана, на Большой Молчановке, рядом с Арбатом. Но я крепкая, а она слабенькая, она очень болела, когда ей было меньше года, у нее было — она произносит это с гордостью, а я с завистью — «общее заражение крови»! Она едва не умерла! Ее спас профессор Рябинкин!
Шелковисто-беленькая, нежная, она вовсю пользуется своим правом слабенькой. Эта ее слабость больше напоминает силу.
— Ишь, хитрая лиса! Ить она что получше — к себе ташшит, а что похуже — энтой отдаёть!
Но и та и «энта», меняясь игрушками, чувствуют себя в выигрыше. Наташе нравится мой мишка-муфта, белый, пушистый, с отверстиями по бокам.
— Чур, я с мишкой играю!
Я охотно отдаю ей мишку, а себе беру ее тигра. Он захватанный, потертый, с одним глазом, с длинным ватным хвостом, с круглыми ушками.
А какие у Наташи замечательные книжки — растрепанные, с расслоившимися обложками, с рисунками, грубо раскрашенными цветными карандашами, с набухшими, засаленными, а часто оторванными уголками страниц, читанные еще ее сестрой Катей, а Катя на целых шесть лет старше нас и представляется мне совсем взрослой, почти как мой брат. У меня тоже есть книги, но Наташины интереснее. А ей интереснее — мои.
Источник
Анна Масс — Расскажи про Иван Палыча:
Краткое содержание
1950 год, пять лет, как кончилась война. В 7 классе женской школы (тогда было раздельное обучение) – новый учитель физики Иван Павлович. Не старше 35-ти лет, невозмутимый, мужественный, со стальными мускулами. «Воплощение мужской силы и превосходства». Такому любая опасность нипочем. И надо же – учитель, а не моряк. Да еще какой! Так объяснил новую тему, что рассказчица, не дружившая с физикой, ответила на пятерку. Упомянул, что был на фронте, в каких войсках – загадка.
Маринка из 4 класса, двоюродная сестренка рассказчицы, сразу поняла: разведчик! Как легендарный майор Пронин. Пришлось даже ее стукнуть. А чего она: перебила, когда решалось, идет ли Сережа Скворцов на день рожденья. На другой день Маринку «скорая помощь» отвезла в больницу.
Она с подружкой выслеживала шпиона. Он вошел в дом, а девчонки остались во дворе. Глазеть на сварку. Пока сварщик не прогнал. Но было уже поздно – у обеих разболелись глаза. Маринка прям ослепла. Лежит в палате с бинтами на глазах. Сестре ее ужасно жалко. Она извиняется за свой пинок вчера. А Маринка интересуется: как там разведчик? Расскажи!
И та выдумывает целую историю про легендарного Ивана Палыча. Что-то она видела в кино, о чем-то читала в книгах. Вот Иван Палыч с завязанными глазами ведет машину по Берлину, а вот – сквозь стены видит вражескую подводную лодку. Или вскрывает кончиками пальцев любой замок.
На следующий день Маринка с утра ждет сестру. И еще две девочки в бинтах. Маринкин папа и персонал больницы тоже восхищены подвигами Ивана Палыча. Через 5 дней повязку с глаз Маринки сняли: все в порядке!
Доктор интересуется: что за герой так лихо ставит на ноги его маленьких пациентов? Узнал, что разведчик-физик – зауважал. И попросил зайти в палату к одному мальчику. У него операция была. Ему бы тоже про Ивана Палыча. Девочка думает, что это шутка. И не идет. Может, и зря. Ведь Иван Павлович и впрямь герой: она с его подачи стала разбираться в физике. А кем он был на фронте – так и осталось тайной. «Да и какая разница», в общем.
Читательский дневник по рассказу «Расскажи про Иван Палыча» Масс
Сюжет
В 7 класс приходит новый учитель-фронтовик Иван Палыч, сильный и волевой. Сестренка рассказчицы Маринка уверена, что он герой-разведчик. Когда Маринке лечат глаза в больнице, рассказчица сочиняет для нее истории про подвиги физика. И девочка быстрее поправляется. Кем был на фронте физик – никто так и не узнал. Зато рассказчица с его помощью полюбила физику.
Отзыв
Тема детства – военного и послевоенного. В мирной жизни все та же военная романтика. Мир приключений, что так манит детей и подростков. Иван Палыч для девочек – мужчина, отец, солдат, защитник, герой. Тема любви к книгам, чтению, кино. Девчонки полюбили физику, потому что ее преподает прекрасный учитель и воин Иван Палыч. История о дружбе, первой любви. Рассказ учит радоваться жизни, помогать друг другу, мечтать о подвигах и добре, любить Родину, семью, друзей.
Источник
АННА МАСС «РАССКАЖИ ПРО ИВАН ПАЛЫЧА»
Вошел в класс мужчина лет тридцати пяти, среднего роста, с красноватым, словно огрубевшим на морозе лицом. Белки глаз — в красных прожилках, как будто долго шел против ветра. Коротковатый, коричневый пиджак в обтяжку. Под пиджаком чувствовались такие мускулы, что не учителю впору, а какому-нибудь матросу. Мы и решили вначале, что это слесарь-водопроводчик, бывший боцман какой-нибудь, пришел чинить лопнувшую на днях трубу.
Мужчина подошел к окну, открыл фрамугу, потом вытащил из кармана пиджака мятый носовой платок, высморкался, вернулся к столу и сказал :
— Меня зовут Иван Павлович. Я у вас буду преподавать физику.
Голос грубоватый, взгляд внимательный, со смешинкой, оценивающий. Он рассматривал нас, а мы, тридцать восемь семиклассниц, рассматривали его, пихали друг друга под партами, переглядывались и хихикали. В нашей женской школе были, конечно, преподаватели-мужчины — старичок-ботаник, толстяк Собакевич по литературе, историк, но мы их не очень-то воспринимали как мужчин. Как-то они не смущали нашего девичьего воображения. А этот стоял перед нами как шокирующее воплощение мужской силы и превосходства. Как бык-производитель среди ошалелых телок. Насмотревшись на нас и дав на себя насмотреться, он повернулся к классу спиной, взял мел, написал на доске название темы и без лишних слов приступил к объяснению. Объяснял он до того ясно и четко, что я все поняла. А уж если даже я все поняла, значит, он действительно здорово объяснял. Закончив, он положил мел, вытер руки тряпкой и спросил, есть ли желающие повторить. Я подняла руку. В классе возникло оживление, как всегда, когда меня вызывали по математике или физике. Девчонки ожидали бесплатного эстрадного представления. А его и не произошло! Я довольно уверенно повторила то, что говорил учитель.
— Как твоя фамилия? — спросил он.
Я сказала. Он пальцем нашарил в журнале мою фамилию, вынул из верхнего кармана пиджака авторучку, открутил крышечку, стряхнул кляксу в чернильницу на первой парте и поставил против моей фамилии пятерку. Послышался глубокий удивленный вдох всего класса. Никогда больше тройки с минусом я по физике не получала.
-Иван Палыч, а Вы на фронте были? — спросила Северина.
Война четыре года как кончилась. Наш историк давно заменил ордена и медали на орденскую колодку, а у Ивана Павловича на пиджаке не было ни одного наградного знака. Это, пожалуй, единственное, что немного снижало ошеломительное впечатление от его мужественного облика.
— Был, — сказал учитель.
— В пехоте, или где? — пискнул кто-то с задней парты.
— Или где, — загадочно ответил Иван Павлович.
Прозвенел звонок, учитель дал задание, сунул журнал подмышку и ушел.
Толкаясь в дверях, мы выбежали в коридор и двинули за ним вслед короткими перебежками, прячась за спинами девочек из других классов. На втором этаже, где учительская, я столкнулась со своей дворюродной сестрой Маринкой, третьеклассницей.
-Кто это? — спросила она, глядя вслед учителю.
-Наш новый физик! — сказала я хвастливо. — Иван Палыч!
— Како-ой! — протянула Маринка. — Он прямо знаешь как кто? Как майор Пронин!
Майор Пронин и капитан Петр Сергеевич — два бесстрашных советских героя-разведчика, персонажи какого-то детектива и отчасти, возможно, плод фантазии Маринкиной учительницы. Когда оставалось время до конца урока, она, в качестве награды за хорошее поведение, выдавала рассказ про их полдвиги по задержанию немецких шпионов, и, благодаря этому нехитрому изобретению, в третьем классе «Б» держалась образцово-показательная дисциплина.
— Тоже бывший разведчик, между прочим, — соврала я, не сморгнув.
Хотя почему соврала?Может, правда! Он ведь не говорил, что не служил в разведке.
Дома я обрадовала маму пятеркой по физике.
— Вот видишь!-воскликнула мама. — Ведь вот можешь, когда захочешь!
Мама целый день мною гордилась. Когда зашла соседка одолжить яйцо, мама ей похвасталась, что я получила по физике «пять». Как я любила радовать маму хорошими отметками! И как жаль, что это редко случалось.
Вечером во дворе Маринка привязалась ко мне как комар:
— А что вам Иван Палыч рассказывал про то, как был разведчиком?
-Ничего.
-Ну хоть что-нибудь рассказывал?
-Отстань!
Мне было не до нее : я хотела выяснить у Вали, позвала ли она на свой день рождения Шурика с того двора. Спросить прямо я не решалась, поэтому ходила вокруг да около.
— А из девочек кто будет?
— Ты, Анька и обе Наташки.
Я помолчала, ловя и подбрасывая мячик.
— А из мальчишек?
— Оба Мишки.
— С того двора, надеюсь, никого не зовешь? — и я азартно застучала мячиком об асфальт, потому что как раз сейчас, как подсказывала логика, Валя должна была ответить на мой почти впрямую заданный вопрос.
И тут все испортила Маринка.
— А откуда ты знаешь, что он был разведчиком? — заинтересовалась Валя, и тонкая сеть моего хитросплетения тут же порвалась в клочья.
-Убирайся отсюда! — я повернула Маринку спиной к себе и двинула ее коленом. Она заплакала и ушла домой.
На следующий день я пожалела о своем поступке. Маринка вернулась из школы поздно, глаза у нее были красные и слезились. Ничего толком она не могла объяснить. К вечеру глаза опухли, из них непрестанно текли слезы, разъедая веки. Поднялась температура. Поздно вечером Маринку на «скорой помощи» отвезли в больницу.
Там все разъяснилось. Маринка с подругой Леной решили пойти по стопам майора Пронина и капитана Петра Сергеевича — выследить и поймать шпиона. Они присмотрели на улице возле школы какого-то ни в чем не повинного гражданина и принялись его выслеживать. Выслеживание завело их во двор, где шла электросварка. Воображаемый шпион скрылся в подъезде, а Маринка и Лена остановились за спиной у сварщика и начали смотреть на красивые слепящие искры. И довольно долго смотрели, пока сварщик их не заметил и не прогнал.
У Лены глаза тоже опухли и слезились, но бабушка сделала ей компресс из холодного чая, и это помогло. А Маринка всю дорогу домой терла глаза грязными руками и занесла инфекцию. Врач сказал, что положение серьезное.
Я пришла в больницу прямо из школы. Мне дали белый халат, и я поднялась на второй этаж. Маринкина мама стояла в коридоре и разговаривала с врачом.
— Боль мы ей сняли, — говорил врач, — но воспаление осталось. Она очень подавлена, плохо спала ночь. Для нее сейчас главное — хорошее, спокойное настроение. Побольше положительных эмоций.
— Но она не ослепнет? — спрашивала тетя Лена, всхлипывая и сморкаясь. — Только не обманывайте меня, доктор!
— Сделаем все возможное, — сказал доктор, — Думаю, все обойдется. Но Вам в таком состоянии лучше к ней сейчас не заходить. Вы ей не поможете, а только навредите.
Он посмотрел на меня:
— Подруга?
— Сестра двоюродная.
— Вот ты и пойди, расскажи ей что-нибудь веселое, отвлеки от грустных мыслей. Сможешь?
— Постараюсь, — пообещала я.
Когда я вошла в палату и увидела Маринку, то сама чуть не разревелась. Она лежала в постели тихая, бледная, с забинтованными глазами.
— Мама! — позвала она и протянула руку в сторону двери совсем как слепая.
— Это я, — сказала я виновато. — Тетя Лена с доктором разговаривает.
— А! — сказала Маринка. — Тут стул должен где-то стоять. А я ничего не вижу.
— Конечно, у тебя же глаза забинтованы.
Мы помолчали. В палате, кроме Маринки, лежали еще две девочки ее возраста, тоже с забинтованными глазами.
— Прости, что я тебя толкнула, — сказала я. — Это на меня что-то нашло.
— Ничего, — сказала Маринка. — На меня тоже находит. Я недавно Лену портфелем ударила, у нее даже очки свалились. Она сказала, что майор Пронин и капитан Петр Сергеевич — тоже шпионы, только наши. Правда, дура?
— Конечно, дура. Сравнила — шпион и советский разведчик!
Маринка дотронулась до забинтованных глаз и спросила:
— А доктор не говорил, что я ослепну?
-Наоборот, он сказал, что все обойдется.
— Вот бы, правда. А то я все время про это думаю. Расскажи что-нибудь, а ?
— А про что?
-Про Иван Палыча. Он ничего не рассказывал, как был разведчиком?
— Как раз сегодня рассказывал! Как он учился на разведчика.
— А как?
— В особой школе. Туда отбирают самых-самых способных. Его еще перед войной стали готовить к отправке в Берлин. Он изучил расположение берлинских улиц так, что мог с завязанными глазами проехать на машине хоть к Эйфелевой башне, хоть к собору Парижской Богоматери.
— Ничего себе!
— И еще ему сделали специальную такую операцию, и у него на кончиках пальцев стала такая чувствительная кожа, что он мог нащупать самую потайную щель или царапину на совершенно гладкой поверхности и обнаружить самую секретную дверь, и открыть ее специальной такой отмычкой, которая отпирала все замки.
Очень кстати пригодился трофейный фильма «Парижские медвежатники». Я его, правда, не смотрела, но знала содержание от Мишки Рапопорта, который его тоже не смотрел, но ему рассказывал старший брат Кирка. Возможно, такой «испорченный телефон» несколько искажал правдивое содержание, но какая разница? Главное, чтобы интересно.
. И вот, пользуясь чувствительными кончиками пальцев и отмычкой, Иван Палыч проник в главный государственный банк Берлина и открыл сейф, набитый деньгами, золотом и бриллиантами. Тут я запнулась, сообразив, что советскому разведчику, вроде бы, не пристало грабить банки, но ловко вышла из положения : Иван Палыч сумел переправить все фашистские драгоценности через границу, на нужды фронта.
В палату принесли обед, и я заторопилась домой, потому что очень проголодалась.
— Завтра придешь? -спросила Маринка.
-Приду.
-Только обязательно! Вдруг он еще что-нибудь расскажет!
На следующий день у постели дежурил Маринкин папа.
— Она тебя с утра ждет, — сказал он.- Поболтайте, а я пойду, покурю.
— Ну? — спросила Маринка. — Рассказывал?
— Пол урока! Представляешь, он, оказывается, три языка в совершенстве знает. Немецкий, английский и. японский. Загримировавшись под японского дипломата, он узнавал тайны немецкого командования, а по воскресеньям, приняв облик простого немецкого колхозника, он уходил в лес, где у него был спрятан радиопередатчик, и передавал сведения в Москву. Но однажды.
Три головы с забинтованными глазами подались вперед. Девочка с дальней кровати жалобно попросила :
— Вы не могли бы чуть-чуть погромче?
. Иван Палыча выследили. На него навалилось сразу шесть человек, но он всех раскидал, потому что в школе разведчиков его научили приемам японской борьбы. Он мог бы скрыться, но немецкий снайпер выстрелил в него с дерева и тяжело ранил в грудь. Из последних сил выхватил нож и сделал сам себе харакири, чтобы не достаться врагу живым. Враги решили, что он мертв и ушли, забросав его ветками. Он нашел в себе силы доползти до передатчика и передать сведения. И потерял сознание.
«Тайну профессора Бураго», из которой я извлекала и щедро дарила Ивану Павловичу эти подвиги, я читала летом в пионерском лагере. Книга выходила отдельными тонкими выпусками, мне достался только второй, так что я не знала ни начала, ни конца, и многое пришлось домысливать, но какая разница? Главное, чтобы интересно!
. Его нашла немецкая девушка. Она ехала в повозке к своей бабушке в соседнюю деревню лесной дорогой и наткнулась на бездыханное тело Иван Палыча. В ее сумке случайно оказалась иголка с ниткой, и она зашила ему рану. Потом уложила его в повозку, прикрыла для маскировки снятым с себя пледом и отвезла к бабушке. Там она спрятала его на сеновале. Она страстно в него влюбилась.
— А он? — хором спросили три голоса.
— Он — нет, потому что у него было задание, и он не мог рисковать. Как только он смог ходить, он ушел искать партизан.
Маринкин папа стоял в дверях, слушал. Вошла медсестра с градусниками, присела в ногах Маринкиной кровати и тоже стала слушать.
. В поисках партизан, Иван Палыч совершал такие подвиги, по сравнению с которыми все подвиги майора Пронина и капитана Петра Сергеевича, вместе взятые, должны были казаться жалким лепетом. Иван Палыч пускал под откос эшелоны с немецкой техникой, захватил немецкий самолет и бомбил вражеские города, спасал пленных подпольщиков, проникал, поджигал, подрывал. Но однажды.
Тут медсестра виновато прервала меня, объяснив, что ей нужно проводить процедуры.
— Завтра придешь? — спросили три голоса.
. Но однажды Иван Палыча схватили. Его долго пытали, но он никого не выдал. Тогда его связали по рукам и ногам и бросили в глубокую яму. Много дней он провел там без еды и пищи. Единственным существом, разделившим его одиночество, была крыса. Иван Палыч, который обладал даром внушения, внушил крысе, чтобы она перегрызла веревки. Чувствительными кончиками пальцев он начал нащупывать стены ямы и отыскал щель, которая оказалась замаскированными потайным входом в подземелье. Ход вывел его к берегу моря. Иван Палыч прыгнул со скалы и поплыл. Он плыл несколько суток, пока его не подобрали советские моряки с катера «Морской охотник». Они бороздили в море в поисках неуловимой немецкой подводной лодки, которая безнаказанно топила наши корабли. Теряя сознание, Иван Палыч произнес : «Когда свет горит, она в бухте».(Это пошла в ход повесть «Морской охотник» из сентябрьского номера журнала «Пионер»). Моряки поняли, что загадочная фраза Иван Палыча раскрывает какую-то тайну, но смысл фразы долго оставался скрыт от них, потому что Иван Палыч, измученный ранами и пытками, целый месяц не приходил в сознание, а когда пришел, что объяснил морякам, что когда он был в плену у немцев, то каждую ночь в одно и то же время слышал заглушенный шум моторов в бухте, и видел свет. Моряки тотчас отправились в бухту, и участь лодки была решена. Специально из Кремля к Иван Палычу прилетел на самолете генерал, чтобы вручить ему Звезду Героя. Он ее не носит из скромности, как и другие свои многочисленные награды.
. Семь дней я ходила к Маринке в больницу. В ход шло все, что попадало под руку, какие-то кусочки, лоскутки, обломки, кое-как сшитые, склеенные, заколотые, того гляди готовые развалиться и обнажить всю степень наглости моих измышлений, в которые, однако, мои слушательницы, да и я сама, как ни странно, так бесхитростно верили, что это, вероятно, и придавало моему бреду сивой кобылы некую условную достоверность. Семь дней три головы приподнимались мне навстречу и три голоса хором спрашивали:
— Рассказывал?
На восьмой день Маринке сняли повязку, а на девятый выписали. Белки глаз у нее были еще красноватые, но доктор сказал, что постепенно это пройдет. И что могло кончиться хуже.
А меня доктор спросил:
— Что за истории ты расказываешь, от которых мои больные так хорошо поправляются?
— Про нашего физика, — смущенно пробормотала я.
— Замечательный человек! — сказал доктор.- У меня во второй палате мальчик лежит после операции. Сходила бы ты к нему, рассказала про вашего физика!
Я решила, что доктор шутит, и к мальчику не пошла. А может, не шутил?
Потому что за это время я получила по физике четыре с плюсом за контрольную и еще одну пятерку за устный ответ. Разве одно это не служит бесспорным доказательством сверхъестественных возможностей Ивана Павловича? А кем он в действительности был на войне — мы так и не узнали. Да хоть бы начальником банно-прачечного отряда — в нашей с Маринкой романтической памяти он остался необыкновенным человеком, а остальное — неважно.
Источник
Расскажи про иван палыча краткое вопросы
— Не пойду! — визжит и цепляется за интересную книжку, за уютное кресло старое, вялое.
— Пойду! — сказало упрямое.
Снова очередь за билетами, вальсы, Клавдия Шульженко поет: «Дядя Ваня, хороший и пригожий, дядя Ваня, всех юношей моложе…», бивуачное тепло гардероба, мягкий морозец, густой снег — а я катаюсь! Пусть неуверенно, на вихляющихся щиколотках, но катаюсь! Коньки как будто сами везут меня по кругу, сами поворачивают, я стараюсь поспеть за ними, не споткнуться на выбоине, но это уже не сравнить со вчерашним. А главное — я преодолела себя! Если бы я осталась дома в кресле, то не узнала бы, какое это сильное и счастливое чувство — преодоление.
…Как блаженно отходят, оттаивают, ноют намятые ступни, когда, сидя на скамейке в гардеробе, я расшнуровываю и снимаю ботинки с коньками и надеваю старые, разношенные! Такое чувство, будто вынули прежние, вялые мышцы и вставили новенькие, тугие. Какое наслаждение — идти по заснеженному Крымскому мосту, подставляя лицо медленно падающим снежинкам, и каждым движением ощущать эти новенькие, приятно болезненные мышцы. И думать, что впереди еще восемь дней каникул и я еще успею научиться кататься так, что смогу выйти на ледяную дорожку, где катаются настоящие конькобежцы.
И может быть, там я познакомлюсь с мальчишкой на «норвегах» (о, постыдное, «нездоровое» желание!), и мы будем кататься, взявшись за руки крест-накрест. И он спросит номер моего телефона. И однажды мама позовет меня особым голосом:
— Тебя к телефону! — и заговорщицким шепотом: — Какой-то мальчик.
А может быть, я встречу на катке Сережу Скворцова и сама, первая, его окликну. Во мне тает угрюмая скованность, пусть она еще не раз будет брать верх надо мной, но сейчас я скинула ее с себя, победила и счастлива.
Расскажи про Иван Палыча
Открылась дверь, и в класс вместо нашей физички Зои Федоровны вошел мужчина лет тридцати пяти, высокий, с красноватым, словно огрубевшим на морозе лицом. Белки глаз — в красных прожилках, как будто долго шел против ветра. Коротковатый коричневый пиджак в обтяжку. Под пиджаком чувствовались такие мускулы, что не учителю впору, а какому-нибудь матросу. Мы и решили вначале, что это слесарь-водопроводчик, бывший боцман какой-нибудь.
Мужчина подошел к окну, открыл фрамугу, вернулся к столу и сказал:
— Меня зовут Иван Павлович. Я у вас буду преподавать физику.
Голос грубоватый, взгляд внимательный, со смешинкой, оценивающий. Он рассматривал нас, а мы, тридцать восемь семиклассниц, рассматривали его, пихали друг друга под партами и переглядывались. В нашей женской школе были, конечно, преподаватели-мужчины — старичок-ботаник, толстяк Собакевич по литературе, историк Анатолий Данилыч, по прозвищу Пипин-короткий, но мы их не очень-то воспринимали как мужчин. Как-то они не смущали нашего девичьего воображения. А этот стоял перед нами как шокирующее воплощение мужской силы и превосходства. Насмотревшись на нас и дав на себя насмотреться, он повернулся к классу спиной, взял мел, написал на доске название темы и без лишних слов приступил к объяснению. Объяснял он до того ясно и четко, что я сразу всё поняла. Закончив, он положил мел, вытер руки тряпкой и спросил, есть ли желающие повторить. Я подняла руку. В классе возникло веселое оживление, как всегда, когда меня вызывали по математике или физике. Все ожидали бесплатного эстрадного представления. А его и не произошло! Я довольно уверенно повторила то, что говорил учитель.
— Как твоя фамилия? — спросил он.
Я сказала. Он пальцем нашарил в журнале мою фамилию и поставил против нее пятерку. Послышался глубокий удивленный вдох всего класса.
— Иван Палыч, а вы на фронте были? — спросила Наташка Пятина.
Война пять лет как кончилась. Наш историк давно заменил ордена и медали на орденскую колодку, а у Ивана Павловича на пиджаке не было ни одного наградного знака. Это, пожалуй, единственное, что немного снижало ошеломительное впечатление от его мужественного облика.
— Был, — сказал учитель.
— В пехоте или где? — пискнул кто-то с задней парты.
— Или где, — загадочно ответил Иван Павлович.
Прозвенел звонок, учитель дал задание, сунул журнал под мышку и вышел.
Толкаясь в дверях, мы выбежали в коридор и двинули вслед за ним короткими перебежками. На втором этаже, где учительская, я столкнулась со своей двоюродной сестрой Маринкой, четырехклассницей.
— Кто это? — спросила она, глядя вслед учителю.
— Наш новый физик! — похвасталась я. — Иван Палыч!
— Како-ой! — протянула Маринка. — Он прямо знаешь как кто? Как майор Пронин!
Майор Пронин и капитан Петр Сергеевич — два бесстрашных советских героя-разведчика, возможно, плод фантазии Маринкиной учительницы Александры Александровны. Когда оставалось время до конца урока, она, в качестве награды за хорошее поведение, выдавала рассказ про их подвиги и, благодаря этому нехитрому изобретению, в классе держалась образцово-показательная дисциплина.
— Тоже бывший разведчик, между прочим, — соврала я, не сморгнув.
Хотя почему соврала? Может, правда!
Вечером во дворе Маринка привязалась ко мне как комар:
— А вам Иван Палыч рассказывал, как был разведчиком?
— Ну, хоть что-нибудь?
Мне было не до нее: я хотела выяснить у Вали, позвала ли она на свой день рождения Сережу Скворцова. Спросить прямо я не решалась, поэтому ходила вокруг да около.
— А из девчонок кто?
— Ты, Ленка, Надя Новикова, Наташка…
Я помолчала, ловя и подбрасывая мячик.
— Еще точно не решила.
— Только из нашего двора, или еще кого-нибудь? — и я азартно застучала мячиком об асфальт, потому что сейчас, как подсказывала логика, Валя должна была ответить на мой почти впрямую заданный вопрос.
И тут все испортила Маринка.
— А тогда откуда же ты знаешь, что он был разведчиком?
— Кто? — заинтересовалась Валя, и тонкая сеть моего хитросплетения тут же порвалась в клочья.
— Дура! Иди отсюда! — я повернула Маринку и двинула ее коленом. Она заплакала и ушла домой.
На следующий день я пожалела о своем поступке. Маринка вернулась из школы поздно, глаза у нее были красные, опухли, из них непрестанно текли слезы. К вечеру поднялась температура. Маринку на «скорой помощи» отвезли в глазную больницу.
Там всё разъяснилось. Маринка с подругой Галкой решили пойти по стопам майора Пронина и капитана Петра Сергеевича: они присмотрели на улице возле школы какого-то подозрительного гражданина и принялись его выслеживать. Подозрительный зашел во двор, где шла электросварка, и скрылся в подъезде, а Маринка и Галка остановились за спиной у сварщика и долго смотрели на слепящие искры, пока сварщик их не заметил и не прогнал.
У Галки глаза тоже покраснели и слезились, но бабушка сделала ей компресс из холодного чая, это помогло. А Маринка всю дорогу домой терла глаза и занесла инфекцию. Врач сказал, что положение серьезное.
Я пришла в больницу прямо из школы. Мне дали белый халат, и я поднялась на второй этаж. Маринкина мама стояла в коридоре и разговаривала с врачом.
— Боль мы ей сняли, — говорил врач, — сейчас ей нужно только одно — хорошее, спокойное настроение. Побольше положительных эмоций.
— Но она не ослепнет? — спрашивала тетя Лена рыдающим голосом. — Только не обманывайте меня, доктор!
— Думаю, обойдется. Но вам в таком состоянии лучше к ней сейчас не заходить. Вы ей не поможете, а только навредите.
Он посмотрел на меня:
— Вот ты и пойди, развесели ее, отвлеки от грустных мыслей. Сможешь?
— Постараюсь, — пообещала я.
Но когда я вошла в палату и увидела Маринку, тихую, бледную, с забинтованными глазами, то сама чуть не разревелась.
Источник
Вопросы "Расскажи про Иван Палыча" какие задать по книге?
"Расскажи про Иван Палыча" 10 вопросов каких задать?
"Расскажи про Иван Палыча" как ответить на вопросы?
"Расскажи про Иван Палыча" как составить 5 вопросов?
Вопросы к рассказу "Расскажи про Иван Палыча", что писать?
Вопросы по произведению "Расскажи про Иван Палыча", какие придумать?
Составим вопросы по рассказу "Расскажи про Иван Палыча":
- Кто автор рассказа? (Анна Масс).
- Как зовут учителя по физике? (Его зовут Иван Павлович).
- Какую оценку поставил Иван Павлович? (Он поставил пятерку).
- Что сказала героине свое сестренке Маринке? (Что учитель разведчик).
- В какую игру играли Лена и Маринка? (Они играли в шпионов).
- Почему у Маринки опухли глаза? (Потому что девочка смотрела на искорки сварки).
- Правду ли рассказывала героиня об учителе? (Нет, она сама выдумывала разные истории).
- Нравились ли эти истории Маринке? (Да, девочка с большим интересом слушала эти занимательные истории и каждый день ждала продолжения).
- Что сказал доктор про физика? (Что он замечательный человек).
- Понравился ли тебе рассказ? (Да, он очень смешной и интересный).
В написании слова " известно " можно допустить максимально две ошибки. Во — первых, мы можем забыть про написание непроизносимого согласного " т " в корне -вест-. Во — вторых, суффикс -о- ( заметьте, не окончание, а суффикс, потому что данное слово относится к категории наречий, поэтому окончания иметь не может) может вызвать определённые затруднения.
1. Непроизносимый согласный " т " можно с лёгкостью проверить, поставив в краткую форму:
- извесТен
Как видим, буква " т " чётко слышится, значит обязательно не забудем про неё.
2. Как я говорила ранее, у наречий нет окончания, поэтому на конце слова всегда стоит суффикс! Однако, в данном слове может писаться как суффикс -о, так и суффикс -а. Выбор гласной зависит от рода:
- известно ( средний род )
- известен ( мужской род )
- известна ( женский род )
Но, раз мы уверены, что это слово среднего рода, то объяснить написание суффикса очень просто.
- Запомните, на конце наречия суффикс -о пишется только в том случае, если в слове имеется приставка на-, за- или в-; наличие приставки из-, до- или с- говорит о написании в суффиксе -а!
Но данный пример является исключением из правил, так как, исходя из правила, ведущей гласной должна была быть " а ". Но в случае если слово образовано от другого слова с указанием этой же приставки, гласная может измениться. Объясню, исходным словом в " известно " является имя прилагательное " известный ". Приставка из- сохранилась, а это значит, что с выбором суффикса мы не ошиблись.
Успехов Вам в дальнейшем изучении великого русского языка.
Дополнение — это один из второстепенных членов предложения, который обозначает предмет, на который направлено действие. Дополнение отвечает в отличие от подлежащего на косвенные вопросы падежей.
( У кого?) У матросов кипит работа. Солнце залило (чем?) светом и блеском (что?) землю.
Дополнения бывают прямые и косвенные. Если дополнение относится к переходному глаголу и обозначает предмет, на который направлено его действие, то это прямое дополнение. Чтобы было яснее,что такое прямое дополнение, добавлю, что прямое дополнение это, как правило, существительное или местоимение в форме винительного падежа БЕЗ ПРЕДЛОГА.
Вы возьмите (кого?) бабушку с собой.
Или возможно прямое дополнение в форме родительного падежа БЕЗ ПРЕДЛОГА при отрицании.
Не пей (чего?) молока из кувшина.
Прямое дополнение может выражаться существительным в родительном падеже со значеним части от целого.
Посетители кафе могут выпить (чего?) чаю, послушать (что?) музыку.
Все остальные дополнения, выраженные существительным (местоимением) в косвенных падежах с предлогом или без него,а также инфинитивом, словосочетанием являются косвенными.
Мальчик взялся (за что?) за ложку.
(Кому?) Мне дали задание.
Я прошу вас (о чем?) говорить по делу.
ВЫШЕИЗЛОЖЕННЫЙ — это сложное прилагательное.
Образовано оно путем сращения словосочетания наречия ВЫШЕ и причастия ИЗЛОЖЕННЫЙ.
В русском языке есть правило: сложные прилагательные, первая часть которых представляет собой определенную группу наречий, в число которых входит и наречие ВЫШЕ (наряду с такими наречиями, как НИЖЕ, ВЫСОКО, ГЛУБОКО, ТОНКО, КРУТО и другие), пишутся в ОДНО слово.
Как правило, такие прилагательные используются в книжной речи или являются научно-техническими терминами. Например: нижеподписавшиеся, остроугольный, глубоководный, тяжелогруженый.
Несколько дней назад перед публикой и следующими студентами выступил глава образования Дмитрий Ливанов, который перед всеми выдвинул совсем новую систему сдачи ЕГЭ в 2016 году. Изменения в основном касались новых предметов, а также другой системы переучета балов и оценок. Также помимо письменной сдачи, будет присутствовать устная сдача любого предмета, но это только в планах. Изменений было очень много, поэтому советую почитать изменения по ЕГЭ на 2016 год до конца, чтобы не пропустить самое главное и быть всегда в курсе. Продолжение:
Источник